КАК КОПОРСКУЮ КРЕПОСТЬ НА СЛОМ ПРОДАВАЛИ

На протяжении последних лет мы часто слышим о том, как старые строения приобретаются как аварийные и ненужные, а потом они успешно разбираются и разрушаются, чтобы затем освободившуюся территорию использовать по наиболее выгодному для застройщика сценарию. Вопрос культурной ценности объекта, его значимость как исторического памятника для застройщика чаще всего превращается в проблему, а не в предмет гордости. Часто говорят, что такое пренебрежительное отношение к прошлому встречается в наше время, а вот раньше, мол, все образованные люди ценили свое наследие.
Увы, но мы готовы огорчить сторонников такой красивой версии о высоконравственном прошлом наших предков - не всё так было однозначно. И разрушали и уничтожали культурное наследие не только во время революций и войн, но и в более мирные и спокойные годы. При этом чаще всего причина такого отношения заключалась в обычной, примитивной корысти.
Одним из примеров, который наглядно демонстрирует, как выстроенная система государственной защиты объекта от частной корысти действительно сработала и спасла объект, который пытались втихую вывести из казённого владения, может послужить история с древней крепостью Копорье, приключившаяся в 1826-1830 годах. В этом случае любопытно наблюдать, как изначально, при подаче документов, организаторы этого действа старались выдать раритетный объект за примитивное "ветхое строение", место которому исключительно на свалке истории. Причем автором и заказчиком этой идеи выступил не купец-мироед, не ушлый крестьянин без роду и племени, а вполне образованный и культурный человек своего времени - он обучался в Лейпцигском университете вместе с А.Н. Радищевым, писателем-этнографом П.И. Челищевым - сенатор, президент Медицинской коллегии Василий Николаевич Зиновьев.
Фрагмент надгробия сенатора Зиновьева
Мы не знаем, точно всю ли крепость хотел разломать сенатор, или только её часть, однако то, что Зиновьев не планировал её сохранять, это очевидно. Не менее любопытным окажется и то, что главным защитником старой полуразрушенной крепости как памятника прошлого выступил "жуткий реакционер" и "душитель свободы", на котором все учебники истории поставили жирные позорные клейма. Это император Николай Первый, который своим Повелением приказал сохранять все древние постройки и о каждой докладывать ему лично.
НЕНУЖНАЯ КАЗЁННАЯ ПОСТРОЙКА
История, которую мы поведаем, не является выдумкой или фантазией досужих краеведов. Весь наш рассказ основан на изучении официальной переписки между тремя органами власти - Правительствующим Сенатом, Министерством Внутренних дел и Санкт-Петербургским гражданским губернатором. Дело это доступно к изучению в Российском государственном историческом архиве, благодаря которому мы и смогли узнать все подробности этой интересной истории. Кстати, ещё одна любопытная особенность: когда изучаешь переписку государственных институтов почти 200-летней давности, как-то и не чувствуешь этого временного разрыва. Такое впечатление, что подобное легко могло происходить в наше время - всё так узнаваемо.
Итак, 16 ноября 1826 года санкт-петербургский гражданский губернатор Щербинин обращается в Правительствующий Сената с рапортом, в котором доносит, что в Ораниенбаумском уезде, при мызе тайного советника Зиновьева находятся казённые строения в весьма ветхом состоянии. И посему губернатор "спрашивает утверждения того строения отдачею помещику Зиновьеву за внесенную им сумму и исключении того строения из числа казенного имущества". Вот такое скромное и вполне обычное прошение, к котором речь идёт о каком-то ветхом и абсолютно ненужном строении. Да и деньги, судя по всему, уже помещиком внесены (вполне возможно, что не только в казну). Однако Правительствующий Сенат, поскольку никаких сведений об этом "ветхом казенном строении" к рапорту приложено не было, 30 марта 1827 года "приказал означенный рапорт препроводить к Вам, господину управляющему Министерством Внутренних дел дабы о помянутом строении, времени его постройки, что в нём прежде находилось и кому оно принадлежало, собрав сведения представили Правительствующему Сенату с Вашим заключением".
Колесо сложной государственной бюрократической машины закрутилось. 29 апреля 1827 года из Министерства Внутренних дел в адресе Санкт-Петербургского гражданского губернатора уходит письмо с просьбой предоставить недостающие сведения о рассматриваемом ветхом строении, а также представить мнение, "будет ли полезнее зделать оному какое-либо другое употребление для выгоды казны".
ГУБЕРНАТОР НА ПИСЬМА НЕ ОТВЕЧАЕТ
Однако от петербургского губернатора ответа по данному делу нет. Тогда 27 октября 1827 года из МВД в адрес губернатора уходит ещё одно письмо: мол, никаких сведений не получено, просим срочно представить запрошенное. В ответ опять тишина. Ещё одно письмо аналогичного характера в адрес губернатора уходит уже 3 марта 1828 года. И снова нет ответа. 25 июня 1828 года ответственный за данное дело Департамент МВД пишет жалобу на имя Министра Внутренних дел, обрисовывая ситуацию и объясняя, почему невозможно выполнить указание Правительствующего Сената. Через три дня от имени Министра Внутренних дел на имя петербургского губернатора уходит весьма гневное письмо с требованием немедленно представить необходимые сведения.
Судя по всему, такая встряска подействовала и уже 15 июля санкт-петербургский губернатор написал ответ. В этом письме отмечалось, что, по его личному указанию, сбором дополнительных сведений занимался Ораниенбаумский Земский Суд и Стряпчий сего уезда Красневский. Что в результате этой работы создали комиссию, которая произвела осмотр ветхого строения, к чему также привлекались и "старожилые крестьяне". И что все они "...входили во внутренность древней крепости и по освидетельствованию их оказалось...". Далее губернатор сообщает, что всё находится в очень плохом состоянии, материал стен "рухлый", ценности не имеет, а посему он считает выгодным для казны отдать развалины крепости для сколки материала в пользу наследников помещика Зиновьева за предложенную плату (к тому моменту идеолог процесса Василий Николаевич Зиновьев уже скончался).
Вид на Южную башню Копорской крепости в 2008 году
И вот тут впервые появилось упоминание, что под термином "ветхое строение" на самом деле скрывается некая "древняя крепость". Реакция на эту фразу чиновника из Министерства Внутренних Дел, который читал этот ответ, видна по сохранившимся на архивном документе карандашным пометкам.
АРХИТЕКТОР БЕЗ АСТРОЛЯБИИ И ТЕОДОЛИТА
Через две недели уже от имени Управляющего Министерством генерала А.А. Закревского в адрес губернатора уходит ответное письмо, в котором обращается внимание именно на термин "древняя крепость" и на игнорирование недавно вышедшего Высочайшего повеления: "И видя что строение сие, состоящее в развалинах крепости и комендантского дома именуется древним. Древние же здания по Высочайшему Повелению известному Вам из циркуляра Управляения Министерства Внутренних Дел от 31 декабря 1826 года строжайше запрещено разрушать и все сведения об оных должны быть представлены Государю Императору. Я предлагаю Вам, Милостивый Государь, предварительно удостовериться, не принадлежат ли означенные развалины крепости к числу тех древних строений, к каким относится упомянутое Высочайшее повеление..." Кроме того, Закревский обратил внимание на необходимость представить подробные планы и фасады этой крепости.
Вид на Копорскую крепость с юго-востока
И тут, судя по всему, до губернатора дошло, в какую нелепую и неприятную ситуацию он вдруг попал. Противиться воле Государя? Ну нет, тут санкт-петербурсгкий гражданский губернатор Александр Михайлович Безобразов, наверное, уловил лёгкую угрозу своей карьере, учитывая, что он уже перешёл на другую должность в Правительствующий Сенат. И зачем ему подставляться под обещания его преемника Щербинина? Так что следующий ответ пришёл довольно быстро - уже в сентябре 1828 года Безобразов сообщает, что по донесению Ораниенбаумского Земского исправника "означенная крепость при деревне Пригородная Слобода есть действительно древняя, когда и кем оная была строена достоверные сведения получить не у кого, но известно из истории, что крепость сия построена в 1280 году Великим Князем Дмитрием Александровичем... Что же касается до снятия с помянутых зданий планов и фасадов, в нынешнем их положении, то по неимению в Ораниенбаумском уезде ныне архитекторов или знающих сие людей, Земский Исправник исполнить сего не мог".
На следующий год главная задача Министерства по этому делу стала заключаться в том, чтобы добиться получения требуемых планов и фасадов от неповоротливой, не желающей работать службы Санкт-Петербургского гражданского губернатора. Сохранились запросы на ожидание планов и фасадов от 30 декабря 1828 года и 28 февраля 1829-го. В ответ на эти требования пришёл весьма забавный ответ от очередного губернатора (И.С. Храповицкий), датированный 30 апреля 1829 года, в котором он пересказывает свою "борьбу" с петербургским губернским архитектором, заявившим "о невозможности приступить к снятию плана и фасада означенного строения по не имению у него астролябии, нивелира или теодолита, мензула и цепи..." И что в ответ на это "наглое" заявление он отвечал: "заметив ему, Губернскому Архитектору, что планы и фасады согласно Высочайшему Повелению обязан он снять немедленно и отговорки не только не совместны, но подвергнут его взысканию по законам. Рабочих для сего может требовать из Земского суда, цепь можно заменить веревкою исправно выверенной, а прочие инструменты должны находиться при нём, ибо без сего и само исправление настоящей должности его было бы затруднительно". Но планов губернатор на тот момент так и не прислал. Кстати, судя по всему, этим "строптивым" губернским архитектором был Александр Алексеевич Михайлов (проекты Калинкинской и Обуховской больниц в Петербурге).
КРЕПОСТЬ ВЕЛЕНО ТЩАТЕЛЬНО СОХРАНЯТЬ
В результате этой длительной переписки планы и фасады Копорской крепости (а заодно и Ямбургской, Гдовской и Ладожской крепостей) поступили в Министерство только 12 августа 1829 года, практически через год после их запроса. 30 августа 1829 года Министерство внутренних дел, за подписью Федора Энгеля (временно исполнявшего обязанности Управляющего), направило в Правительствующий Сената своё заключение, в котором, в частности было записано: "...Подобные древние здания запрещено разрушать под ответственностью местных полиций, то по основанию сего повеления означенное строение не может быть отдано в частное владение ни на каких условиях, но должно быть тщательно сохранено в настоящем виде, о чём не благоугодно ли будет Правительствующему Сенату подтвердить Санкт-Петербургскому гражданскому губернатору". Ещё через год, 22 июля 1830 года, Правительствующий Сенат утвердил это мнение, издав соответствующий Указ.
Вид на Наугольную башню с юга
Таким образом, популярная в разных источниках по истории крепости Копорье версия, что помещик Зиновьев начал разбирать принадлежавшую ему с 1809 года году крепость, а бдительные чиновники увидели и запретили ему это делать по указанию некоего "Ф.Эпгеля", мягко говоря, несколько неточна. И крепость оказалось не его, а казённой, да и не начал разбирать, а только готовился, да и не Эпгель писал письмо, а Энгель, и не Зиновьеву, а в Сенат.
А крепость - вот она. Стоит, несмотря ни на что. Местами подлатанная, местами прохудившаяся, но по-прежнему кажущаяся несокрушимой. Только вот людей, которые знают её подлинную историю - как древнюю, так и относительно недавнюю, - не так много. Байки про злого короля и доброго князя - пожалуйста, про образованного барина и жестокого императора - сколько угодно. А исторические факты - это не модно...
Александр Потравнов
Татьяна Хмельник