Не выходит у карелов каменный цветок

ИМЕЯ КОЛОССАЛЬНЫЕ ЗАПАСЫ ПРИРОДНОГО КАМНЯ У СЕБЯ ПОД БОКОМ, МЫ ПРОДОЛЖАЕМ ВОЗИТЬ ЕГО ИЗДАЛЕКА

   Карелия у многих петербуржцев ассоциируется прежде всего со скалами, тайгой и озерами. Действительно, уж чего-чего, а камня здесь предостаточно: есть и гранит, и диабаз, и доломит, и шунгит, и кварцитопесчаник, и мрамор. Добывай – не хочу. Но, на радость «зеленым» и на горе бюджету, добывают очень мало.
По словам Олега Щукина, начальника геологического отдела Управления по недропользованию по Республике Карелия (Карелнедра), главный карельский заработок – не добыча камня:
- Карелию сейчас кормит железная руда, которая перерабатывается в Костомукше. Запасы камня используются достаточно скромно, хотя месторождений, показанных к разработке, нами разведано много. Но от разведки до реальной добычи – огромная дистанция, на которой нужны время, деньги, желание и упорство.
Классическим примером могут служить знаменитые мраморные ломки в Кондопожском районе. Геологи эти мраморы 31 оттенка называют тивдийскими (по ближайшему селу Тивдия), но месторождение стоит в кадастре как Белая Гора (по другому ближайшему селу, где была фабрика по обработке мрамора). Мрамор ломали здесь с середины XVIII века и везли в основном в Петербург, где его можно увидеть в облицовке Зимнего дворца, Музея этнографии, в других памятниках архитектуры.

   В середине 70-х годов XX века карьеру пришел конец. Нет, крепчайший доломитизированный мрамор, который не брали алмазные буры, не кончился. Как рассказали местные жители, а потом подтвердили питерские и петрозаводские геологи, некая московская компания решила подобывать по-крупному: не откалывать клиньями куски, а рвануть как следует, по-столичному. Раньше тоже рвали, но порохом, аккуратно, по естественным жилам и трещинам, чтобы как можно меньше повредить скальный массив – ибо кому же нужен битый мрамор? После московской работы целых кусков, пригодных для работы, просто не осталось. Как рассказывает Олег Щукин, последний раз в 1984 году в Белой Горе откололи несколько опытных блоков и распиливали: «Из огромного куска удалось напилить 11 квадратных метров нормальной облицовки, остальное все было расколото внутренними трещинами».

   Но, с точки зрения геологии, повредить одним даже крупным взрывом все месторождение физически невозможно. И если в Белой Горе взяться за дело с умом, аккуратно, в стороне от поврежденного участка, то здесь можно добывать и добывать. Но не добывают.
Причин здесь две, и они, как обычно, тесно связаны друг с другом. Во-первых, за десятилетия бесхозности пришли в полную негодность подъезды к карьеру – мост рухнул, а 2-километровая дорога по берегу заболотилась и заросла. Во-вторых, подсобное хозяйство Кондопожского ЦБК овладело территорией до самого карьера, устроив там выпасы для скота и сенокосы, огородив все рядами колючей проволоки. Через «колючку» даже геологам не всегда удается прорваться, потому что остатки дороги на карьер теперь проходят через скотный двор. Естественно, что при возобновлении работы карьера придется подвинуть подсобное хозяйство, чему отчаянно сопротивляется ЦБК, - во всяком случае, «Карелнедра» сталкивались именно с таким отношением. Когда будет решен вопрос с землепользованием, карьеры выставят на торги, но до этого пока еще очень далеко.
    Не менее показательный пример современного «хозяйствования» на мраморных ломках – это Рускеала. Рускеальский камень был известен и популярен наравне с тивдийским, а то и более, например, Монферран желал работать только с этим мрамором. И сходная история: довзрывались. Правда, с Рускеалой это произошло значительно раньше, уже при финнах в 1920-е годы местный мрамор шёл исключительно на известь. Вся юго-восточная финская Карелия была застроена домами с применением рускеальской извести. Теперь в Рускеале открыли Горный парк, куда валом валят туристы. Но запасы мрамора вокруг колоссальные, и одна финская фирма купила лицензию на изыскания и добычу. В процессе изысканий стало понятно, что нужно вскрывать более 20 метров с поверхности, чтобы добраться до нетронутого трещинами монолита. А куда эти 20 метров? Финская компания стала просить разрешить ей эти «крошки» перевести на известь, хоть какая-то прибыль, но согласование затянулось настолько, что у предпринимателей отобрали лицензию. Кроме того, добыче активно противостояла администрация Горного парка, которая полагала, что взрывные работы могут не понравиться туристам. Можно было договориться закрывать парк на дни взрывов, но стороны, видимо, не сошлись в оценке компенсации.

    Есть в Карелии и другие богатые месторождения мрамора, но там вообще никогда не велось добычи – нет дорог, нет инфраструктуры. Поэтому неудивительно, что этот камень возят в Питер с Урала, из Сибири, даже из Индии и из Италии, но только не из Карелии! Причем на Алтае да на Саянах работает очень крупная московская компания, которая добывает и в Карелии сущий мизер, скупив местные карьеры, что выглядит элементарным сдерживанием разработки карельских ресурсов. В Кондопоге на камнеобрабатывающем предприятии этой компании куда чаще встречается материал из Бразилии или из Португалии.
Немногим лучше положение с добычей диабазов и гранитов – они идут в основном на щебень. С шунгитом сложнее: добывать его как бы можно, но «зеленые» против, угрожая Прионежью экологической катастрофой, тогда как Олег Щукин считает все эти угрозы продуманной политикой: «Если что-то добывается, значит, это кому-то нужно. Если что-то не добывается, то это тоже кому-то нужно!»
Да и с самым красивым карельским камнем – шокшинским кварцитопесчаником, который за цвет называют порфиром, - тоже не все слава богу. Шокшинское месторождение в Прионежском районе разрабатывается, но, по словам геологов, очень вяло. Всему виной высокая трещиноватость скалы – следствие все тех же взрывных работ. На карьере говорят, что если пару раз в год попадется блок на 10 кубометров, - это удача. И шикарный камень, из которого выполнена облицовка гробницы Наполеона и Мавзолея Ленина, идет на брусчатку. ЗАО «Карьер «Шокшинский кварцит»» заманивает покупателей даже щебенкой из кварцитопесчаника: мол, в темноте асфальт на таком щебне светится в лучах фар, а абразивная способность материала сокращает тормозной путь. Спору нет, брусчатка и щебень получаются крепкие, но это все равно что эбеновое дерево пускать на дрова. Возможно найти неповрежденный взрывами монолит, но на это нужны дополнительные изыскания, которые пока никто не заказывает.
    И уж совсем никому не нужны знаменитые питкярантские гранаты-альмадины – те самые камни, которыми, как иногда можно услышать, среди прочих украшена корона Российской империи (и это при том что в настоящей короне гранатов вообще нет). Брусчатку из них не сделаешь, надгробия не получится. Добывать их и легко, и мешкотно – нужно раскрошить сланец, в котором залегают гранаты, и извлечь оттуда драгоценность. То есть работа практически ручная. В прошлом году администрация Питкярантского района выставила заброшенные копи на торги. Не нашлось ни одного желающего купить эти выработки, поэтому они попали в нераспределенный фонд и могут остаться там навечно. Только отдельные граждане, частные старатели, тихонько крошат сланец под покровом выросшего на разработках леса, но их добыче не позавидуешь. Ведь сверху лежат гранаты не ювелирного качества, а чтобы добраться до хороших, нужен экскаватор – гранатоносный слой тянется на много метров вглубь земли.

Татьяна Хмельник
 

В 2007 году 24900 кубометров блочного камня (для облицовки). Было выдано 100 лицензий, из них только 20 - ведутся хоть какие то работы. В 1999 году добыли 115 тысяч кубов, из них 30% мрамора (по открытым данным «Карелнедра»).