РУСКЕАЛА. ИЗ ИСТОРИИ ДОБЫЧИ МРАМОРА

    История Рускеальских ломок второй половины XVIII- первой половины XIX веков, которая широко представлена в различных журналах и на интернет-сайтах, базируется в основном на трёх источниках: книге Самуила Алопеуса 1787 года издания «Краткое описание мраморных и других каменных ломок, гор и каменных пород находящимся в Российской Карелии», работе «Обозрение Российской Финляндии, или Минералогические и другие примечания, учинённые во время путешествия по оной в 1804 году Академиком, Коллежским Советником и Кавалером Васильем Севергиным» (1805 год) и книге Соболевского (1839 год) «Геогностическое обозрение Старой Финляндии и описание Рускольских мраморных ломок». Безусловно, эти работы интересны и полезны, поскольку они написаны людьми, которые были очевидцами описываемых событий. Но, как часто бывает в подобных случаях, эти книги выражают личную точку зрения автора, поэтому такие описания не всегда полны, а в деталях порой не стыкуются с сохранившимися до наших дней документами. По этой причине мы хотим дополнить и уточнить рассказы вышеупомянутых замечательных людей документальными сведениями, которые мы смогли найти в архивах.
    Одним из первых в Выборгскую губернию на поиск каменных пород для строительства в Санкт-Петербурге был послан в 1765 году подмастерье Пилюгин. Именно ему пастором Самуилом Алопеусом были показаны некоторые мраморные месторождения Карелии. Одним из этих мест оказалась гора около пастората Рускеала. После первичного осмотра месторождения, Пилюгиным и капитаном Кожиным было совершено ещё несколько выездов для более тщательного отбора проб и изучения местности. В 1767 - 68 годах были произведены не только разведочные работы по определению видов мрамора, но и сделаны первые изделия из местного мрамора, которые увезли в Санкт-Петербург. Необходимо отметить, что не только Рускеальское мраморное месторождение заинтересовало столичных специалистов. Гораздо большее внимание было уделено красным Тивдийским мраморам, но это немного отдельная история и мы обязательно расскажем и об этих мраморных ломках, которые также можно увидеть в наши дни.
    Но вернемся в Рускеалу. Работы по поиску мрамора в Карелии были связаны с началом строительства Исаакиевского собора, торжественная закладка которого произошла в 1768 году. Кстати, причина, по которой Исаакиевский собор должен был стать самим лучшим и выдающимся собором в Санкт-Петербурге, кроется в том, что Петр Великий, основатель Петербурга, родился в день преподобного Исаакия Далматского и этот святой почитался небесным покровителем императора. А раз Петербург - это город, основанный Петром, его детище, - то и главный собор, наречённый именем небесного покровителя основателя города, хотели сделать самым величественным храмом столицы.

"Итальянский"  карьер в Рускеале

    Итак, после всех проведённых разведок месторождения в 1769 году в Рускеалу, по данным Алопеуса, прибыл итальянский мастер-каменотёс по имени Минзиахи, чтобы руководить работами на месте. В этом месте отступим от сведений пастора и перейдем к архивными сведениями. Дело в том, что ещё в июле 1768 года в Риме, генералом Шуваловым был заключён контракт на 4 года с каменных дел мастером Гионом Баптистом Тироли на участие в строительстве Исаакиевского собора. По контракту, Тироли подчинялся непосредственно главному архитектору и отвечал за все работы с камнем. В 1770 году Тироли по состоянию здоровья уехал обратно в Рим, предупредив об этом, как и было положено по контракту, за 6 месяцев. Ещё одним документом, где упоминается имя Тироли, служит карта-схема рускеальской ломки, на которой нет даты, но есть одна любопытная фраза, которая позволяет считать, что Тироли был в Рускеале и лично выбирал мрамор для Исаакиевского собора:
«В горы при литерах PRQ разламать все так, чтоб в литере QR было перпендиколярно которое показано краской в литере RQ масса окажется самова лутчево камня по мнению мастера Тироля...»

Первая карта Рускеальских ломок. 1770-е

    Судя по форме и этой надписи, это самая первая карта-схема с указанием начала производства работ по отломке крупных масс мрамора, которая может датироваться, скорее всего, началом 1770-х годов. На этой карте-схеме отмечено 5 потенциальных месторождений мрамора с номерами от 3 до 7. И около трёх из них (№ 4, № 5 и № 6) отмечены планируемые работы по добыче.
     Любопытна именно такая нумерация мраморных месторождений – она совсем иная, чем это написано у Алопеуса, Севергина и Соболевского. В этой карте-схеме нумерация ломок идёт по очередности – с востока на запад, т.е. скорее по производственному, а не потребительскому принципу. Например, мрамор, который нумеруется у всех авторов номером первым – белогорским, на этой карте обозначен как месторождение номер 5. Кстати, первые два месторождения на карте-схеме не показаны вероятнее всего из-за некоторого удаления от других мест разработки.
     Способ добычи мрамора описан практически у всех авторов одинаково, да и в архивных материалах он также подробно зафиксирован. Поэтому подробно останавливаться на нём не будем, скажем только, что в низу скалы делают подруб на всю глубину и ширину предполагаемого к отламыванию куска, с боков до самого верха также прорубались канавки, сверху, в задней части, бурились шпуры, которые потом забивались порохом, и происходил подрыв. В результате масса мрамора откалывалась, и затем уже от этой большой массы откалывали куски нужного размера.
В архиве сохранилась ещё одна аналогичная карта-схема, которая, по нашему мнению, сделана несколько позже. Любопытно сравнить обе карты, чтобы увидеть изменения, произошедшие на ломках.

Первый фрагмент двух карт

    Под номером 1 можно увидеть, как изменилась ситуация с главной ломкой под номером 5. Если на нижней карте-схеме, которую мы датируем 1770 годом, видна только разметка предполагаемой к отламыванию массы, то на следующей схеме показана уже ломка с подписью «росчищена была».

Второй фрагмент двух карт

     На рисунке втором можно увидеть другую часть, где на разрезе главной ломки (под цифрой 2) видно, что одна «масса» мрамора уже была отломана. Можно сравнить и изменения, произошедшие с месторождением № 4 (на схеме под цифрой 3). Здесь, на верхнем рисунке есть надпись «ломаный мрамор», что свидетельствует работах в этом месте. Датировать эту вторую карту-схему мы могли благодаря одной важной детали (цифра 4): рядом со старой кузницей нарисован домик и надпись – «строится новая кузница». Именно это уточнение позволяет нам достаточно точно отнести карту к 1791 - 92 годам. Дело в том, что в описи Рускольской мраморной ломки за 1816 год указано, что новая кузница была построена в 1792 году. Ситуация с другими месторождениями на карте не изменилась – около № 6 как была надпись на первой схеме, что «брешь осеню расчищена», так она и сохранилась. Что касается месторождений № 1 и 2, то карт-схем этих ломок не сохранилось, но упоминания о том, что в них добывался мрамор именно в конце XVIII века, есть в документах, датированных 1823 годом.
     Но прежде чем начать добычу мрамора, необходимо было подготовить сопутствующую инфраструктуру и специалистов. Первые строения на Рускеальских ломках были построены в 1768 году – это штаб-офицерский дом, казарма для рабочих, сараи, погреб. В 1792 году построили новую кузницу, каменный пороховой погреб, новые казармы и караульню. Горнорабочих, выламывавших мрамор, которых в то время называли на немецкий манер бергауерами, привезли с Урала.
     Официально ломки находились в государственном ведении – под управлением Комиссии по строительству Исаакиевского собора. Однако после того, как в 1799 году строительство собора было приостановлено, ломки были переданы в ведение Гоф-интендантской конторы. Затем в 1803 году ломки (как Рускеальские, так и Тивдийские) были переданы в управление Комиссии по построению Казанского собора. Но на Казанский собор не было большой потребности в мраморе, поэтому денег выделялось мало, рабочих было немного, а к завершению строительства собора ломки практически были заброшены. В Петербург стали поступать жалобы от рабочих, что им уже по нескольку месяцев не платят жалованье и им приходится нищенствовать. Летом 1814 года ломки были вновь возвращены в ведение Гоф-интендантской конторы и в декабре того же года в Рускеалу выехали два офицера для проведения ревизии. Эти офицеры доложили, что за 11 лет работы на ломках было добыто мрамора всего на 120 тысяч рублей, а состояние ломок действительно отвратительное – практически всё требует ремонта или замены. Что касается тяжелого положения рабочих, то в докладе было написано так: «…Мастеровые, не имевши практически пропитания и не получая несколько месяцев жалования, вышли из послушания, продавали с себя платье и работали у крестьян по найму». Тогда же ими была выполнена схема Рускеальских ломок, датированная мартом 1815 года.

Схема Рускеальских ломок 1815 года

    На это схеме обозначены все те же три мраморных ломки, которые были отмечены в 1792 году. Главное отличие заключалось в том, что ломка, отмеченная нами под номером 3, в 1792 году ещё не разрабатывалась.
    Ещё один вопрос, который возникает при изучении документов, заключается в явном несоответствии размеров главной мраморной ломки тем размерам, о которых пишут музейные сотрудники из Сортавалы, ссылаясь на Севергина - 140 метров в длину и 30-35 метров в глубину. После перевода этих данных в сажени получается 70 саженей в длину и 14-15 саженей в глубину. Если принять ширину ломки в 10 саженей (21,3 метра), то получится добыча мрамора в объёме 10 150 кубических сажени. В тоже время, по оценочным замерам, выполненным в 1839 году, за все время ломок было добыто около 7200 кубических сажени. Чувствуете разницу? На схеме 1815 года размеры ломки, с учетом зачистки от грунта, составляют примерно 35 саженей длины и 25 саженей ширины. Но это всего лишь схема, поэтому лучшим аргументом послужат официальные цифры из описания Рускеальской мраморной ломки по состоянию на 1819 год, выполненные исполняющим обязанности инспектора мраморных ломок Иосифом Ефремовым:
«Ломка сия разработана по длине горы на 23 сажени, в глубину горы от 6-ти до 8-ми сажень. Ломка сия засорена щебнем и булыгами, а яма её наполнена водою на 2 сажени».
В данном случае речь идет о ломке, где добывали «сера-белой» и «пепло-серой» мрамор с жёлтыми жилами. Суд по всему, это главный карьер на Белой горе.
Отмечены и две других ломки:
– «Зелёная гора от русколькской ломки расстоянием 1 верста, цветом зелёной с белыми и чёрными жилами и пятнами». Это ломка, скорее всего, «потерянная» № 1 или № 2, о которой затем вспомнит Соболевский – у озера Синган-Ламби, и Алопеус указывает этот мрамор под номером 2.
- «Тёмно-серого волнистого цвета от рускольской ломки в одной версте. Гора сия в разработанном месте длиною 7 сажень, вышиною 5,5 сажень. Оная ломка засорена щебнем». Эта ломка, скорее всего, на картах 1792 года обозначалась под № 4.
В документе, датированном 1820 годом, приехавший с инспекцией берг-гешворен Крюков отметил, что главный разнос углублён на 6 саженей, при длине до 30 саженей. В принципе, это описание больше подходит к схеме 1815 года. Но ещё одним неплохим аргументом в определении реальных размеров мраморных ломок служит Геометрическая карта, отмежёванная в 1818 году Гейнрихом Унгерном.

Геометрическая карат Унгерна 1818 год

    На этой карте, где цифрами обозначены места добычи мрамора, размер главной ломки также соответствовал размерам 1815 года. Отличия в размерах на картах и в отчёте инспектора объяснимы – на схемах и при межевании указывается вся площадь, занятая ломкой, с учётом дороги, площадки под разбивку массы на блоки, и т.д. А в отчёте инспектора указана реальные габариты выемки мрамора. Нам кажется, что при подготовке печатной версии книги Севергина могла произойти ошибка в размерности – вместо аршин, поставили сажени.
    Но вернемся к истории добычи мрамора в Рускеале. После того, как мраморные ломки снова вошли в состав Гоф-интендантской конторы, её управляющий, граф Литта, подготовил новое штатное расписание, которое было утверждено Александром Первым 16.10.1816 года. По этому расписанию над обеими мраморными ломками назначался один инспектор, а в штат Рускольских ломок входили: казначей, помощник, обер-штейгер, 6 старших бергауеров, 2 средних и 4 инвалида для охраны.
    Казначеем Рускольской ломки в 1816 году стал Иосиф Ефремов, который затем с 1818 года стал исполняющим обязанности инспектора всех мраморных ломок. Любопытна его биография. Родом из дворян, 1791 года рождения. Закончил кадетский корпус и в 1811 году поступил на службу в 1 артиллерийскую бригаду прапорщиком. В июне 1812 года Ефремов служит в составе Западной Армии, а с 15 июля уже участвует в боях с французами под Витебском. На протяжении дальнейших трех лет войны он участвует во многих баталиях - в Бородинском сражении, под Малоярославцем, под городком Красным (за этот бой получает орден Анны 4-й степени), под Лейпцигом (за это возведён в чин подпоручика), участвовал в блокаде Магдебурга и Гамбурга. Вышел в отставку в чине поручика в 1816 году. Для нас было неожиданным узнать, что казначеем мраморной ломки стал служить боевой артиллерийский офицер. Хотя этот необычный зигзаг в его судьбе может объясняться одной скупой записью в его личном деле 1819 года – вдов, детей не имеет…
    Состав бергауеров тоже весьма занятен: в основном, это представители трех семей – Зубринские отец и сын 12 лет (этот мальчик получает оклад в 60 рублей в год), четыре брата Токаревых и братья Неуклины. Кстати, сыновья бергауеров получали и специальный продовольственный паёк – 37,5 фунтов (16,8 кг) муки в месяц. Девочкам паёк не полагался.
    В том же 1816 году Александр Первый решает заняться перестройкой Исаакиевского собора, который выглядел весьма уродливо. В начале 1818 года был выбран проект О.Монферрана и создана «Комиссия об окончательной перестройке Исаакиевского собора». А уже осенью 1818 года из этой комиссии в Гоф-интендантскую контору поступил запрос - с просьбой прислать в Петербург двух-трёх благонадёжных и имеющих достаточно сведений и познаний о мраморных ломках,из числа находящихся там унтер-штейгеров или бергауеров. Специалисты приехали в Петербург в ноябре 1818 года, где они подробно рассказали о том, какого цвета и размера мрамор возможно добывать на ломках, сколько платят рабочим и вольнонаёмным за различные работы, как раньше доставляли мрамор в Петербург, и т.д. В марте 1819 года Гоф-интендантская контора направила в «Комиссию…» подробные описи всех мраморных ломок с предложением взять их во временное управление, что вскоре и было сделано.

 Фрагмент описи Рускольких ломок 1819 год

     Нам эти документы интересны именно своими подробными данными о ломках. Например, из них можно узнать, что самыми старыми на тот момент зданиями на Рускольских ломках были построенные в 1768 году штаб-офицерский дом, казарма, конюшня и сараи. Были указаны и более поздние постройки – в 1792 году кузница, каменный пороховой погреб и вторая казарма. В 1803 году построили караульню, в 1807 году - провиантский магазин, в 1817 году – новую фабрику с плотиной на реке. Такие данные не позволяют сделать вывода, который популярен у тех, кто водит экскурсии по Рускеале, что мраморные ломки были заброшены с 1790-х годов. Да, не было активной и большой добычи мрамора, но работа велась, объекты строились, мрамор вывозился в Петербург.
       В 1819 году начались работы по подготовке к активной выломке мрамора. Для этого стали расчищать старые ломки, а также вырубать лес там, где имелись выходы мрамора, для осмотра и определения дальнейшего порядка работ. И с этой самой вырубкой леса и произошла незапланированная судебная коллизия. Местный обер-пастор Аарон Шредер подал в суд на инспектора мраморных ломок Иосифа Ефремова за ущерб, нанесенный незаконной, по мнению пастора, рубкой деревьев. Кроме того, пастор потребовал также возместить ему потери от земель, занятых под мраморные ломки (огороды, места обработки мрамора, и т.д.) Суд проходил в Сердоболе (так тогда называлась Сортавала). Поскольку с 1811 года территория Рускеалы вошла в состав Великого княжества Финляндского, то и судопроизводство стало происходить с учётом тех норм и правил, которые были предусмотрены для Великого Княжества. Судебное делопроизводство шло на шведском языке, которого Ефремов не знал и его переводчиком стал истец – обер-пастор Шредер. Получилось весьма занятно: переводи так, как тебе выгодно, и победа в кармане. Так что дело шло быстро и суд приговорил Ефремова как должностное лицо к уплате штрафа в 1319 рублей в пользу пастора. Это решение было обусловлено тем, что на мраморные ломки не было представлено никаких документов о землепользовании. Ефремов было стал ссылаться на разорение ломок в 1788 году шведским отрядом, но судью (кстати, шведа) это не впечатлило. Дело в том, что указ императрицы о мраморных ломках не устанавливал точное количество земли, а землеотвода, согласованного с пасторатом, заключено не было – следов этих документов нигде не нашлось.

    Затем дело рассматривалось в апелляционном суде и в Финляндском сенате, поскольку сразу встал вопрос о дополнительном землеотводе. Оказалось, что первый вариант межевания, составленный в 1818 году Унгерном, не учитывал двух мраморных ломок (около озера Синган-Ламби – вероятнее всего «потерянные» ломки на схемах и планах) и поля для обработки мрамора. После нескольких лет обсуждения на самых разных уровнях в 1823 году было принято Высочайшее решение – к упомянутому межевому плану Унгерна присоединить две мраморных ломки, дорогу к ним, болото, где мрамор обрабатывается из земель рускеальского пастората. В качестве возмещения ущерба, за изъятие земель под мраморные ломки рускеальскому пасторату ежегодно выплачивать 600 рублей, пока ломки будут разрабатываться для казны. Сверх того, Государю угодно было представить пастору Шредеру «единовременно 3500 рублей в вознаграждение всего того, чем мраморные ломки и рабочие с них, воспользовались в течение прошедшего времени на счет угодий пастората». При этом в сопровождающих царскую волю бумагах указано, что пастор Шредер обязался не вчинять впредь никакого иска по делу о вырубке леса и дело это уже не может быть возобновлено ни в каком судебном месте. Любопытное и необычное решение для российской действительности – рядовой землевладелец стал судиться с государственным предприятием и в результате он получил даже больше, чем ожидал.
     Но снова вернемся к добыче мрамора. В течение 1819 года ломки готовились к работе, поскольку не было понятно, какого цвета и размера требуется добывать мраморные блоки. Летом 1820 года в Рускеалу приехал Монферран. Он лично осмотрел месторождения, обсудил возможные запасы мраморов тех или иных цветов и сделал первую заявку на поставку блоков мрамора определенного цвета и размера для цоколя собора – 701 погонная сажень синеватого оттенка.

Фрагмент рапорта Монферрана

     Работа по добыче мрамора закипела. Если в начале года на ломках работало около 190 человек, то затем их число увеличилось до 400, а с членами семей этих вольнонаёмных рабочих общее количество народа доходила до 700 человек. При этом количество штатных, т.е. государственных мастеровых оставалось прежним – как и было предусмотрено штатным расписание 1816 года. К бытовым и рабочим трудностям стали добавляться и медицинские – весной 1821 года от цинги умерло 13 человек и инспектор просил прислать на ломки доктора, поскольку ближайший врач находился в Сердоболе. Работа в карьере была тяжелой – минимум механизации. Вывозили штуки мрамора практически вручную – иной раз до 80 человек участвовало в вытаскивании мраморного блока. Размеры блоков, по заказу Монферрана, были разные – от 1,5 метров до 5 метров длиной при ширине около 0,8 метра и толщине около 0,5 метра. Упоминаемый ранее берг-гешворен Крюков, видя низкую эффективность ручного труда, даже предложил устроить «чугунную дорогу» для вывозки мрамора из карьера, сделав прорез из разноса шириной 10 метров. Но его предложение не было принято. Вместо этого схватились за предложение Ефремова – использовать для вытаскивания блоков (или, как их называли, «штук») вороты, приводимые в движение лошадьми. Затем лошадьми мрамор увозился на пристань в Хелюля, откуда водой по Ладоге его везли в Петербург. В 1821 году на пристань Хелюля было привезено 1534 мраморных штуки весом 210 657 пудов.

Современный вид главного карьера (2013 год)

    Впоследствии Рускольские ломки были отданы на подряд купцу Сергею Молчанову, который отвечал за наём рабочих и за организацию добычи мрамора. При этом на Молчанова работали и государственные бергауеры, которые, кроме своего законного государственного жалования, получали деньги и у этого подрядчика. Когда в «Конторе о построении...» узнали об этой «двойной» оплате труда, то решили прекратить выплачивать государственную зарплату. Мастеровые сразу же пожаловались в Министерство Двора - и вот еще одна загадка бюрократической России: эта инициатива была быстро прекращена. Министр Императорского Двора в официальной бумаге указал: «чтобы удержанные у мастеровых за прежнее время жалование и на детей их паёк был им возвращен и чтобы впредь не удерживать у них таковых денег».

Один из карьеров Рускеалы (2013 год)

    Мрамор отделяли от скалы большими массами. В отчёте каменных дел мастера Паскаля, присланного в 1838 году Монферанном для проверки работ, указано, что в мае 1838 года «одна масса отделена от скалы – высота 4 сажени, ширина 10 сажень. Из неё можно сделать около 100 нужных «штук» для Исаакиевского собора. Ещё одна масса отделена – высота 4 сажени, ширина 12 сажень, но эта масса не того цвета и имеет трещины, так что нужных «штук» выйдет очень мало. Еще на ломках есть 70 штук мрамора от 2-х до 3-х аршин, которые не могут быть употреблены из-за имеющихся чёрных жил». Как видно из этого отчёта, цвету мрамора уделялось очень пристальное внимание.
     В том же 1838 году было произведено 2799 штук мрамора, из которых на пристань в Хелюля было перевезено 2054 штуки. В 1854 году члены Комиссии по построению Исаакиевского собора постановили, что всё нужное количество мрамора для собора добыто, а расходы по содержанию ломок составляют издержки, которые более к строительству отношения не имеют. По этой причине они выступили с ходатайством о передачи ломок в ведение Кабинета Его Императорского Величества. Это прошение в марте 1857 года было удовлетворено, и ломки определили в управление императорскими заводами.

Александр Потравнов
Татьяна Хмельник